1. Онейротопика в трагедии «Ромео и Джульетта»: сон как зеркало реальности
2. Онейротопика в трагедии «Юлий Цезарь»: сон как метасимвол неизбежной трагедии
3. Онейротопика в трагедии «Макбет»: определение границы между сном и реальностью
Онейротопика в трагедии Ромео и Джульетта
Сновидения в трагедии «Ромео и Джульетта» представляют особый интерес по нескольким причинам. Во-первых, в этой трагедии Шекспир представляет наиболее четко выраженную теорию сновидений. Во-вторых, материал произведения дает возможность наглядно ощутить различия в онейрических представлениях между нашей и елизаветинской эпохи. При помощи снов, проясняются детали, которые сложно увидеть современному человеку, в то время как для современной Шекспиру аудитории они представлялись очевидными.
Трижды в трагедии появляется мотив сна. В первом случае это разговор о снах между Ромео и Меркуцио. Во втором случае — сновидение, увиденное Ромео перед собственной смертью. Третий случай — загадочный сон Балтазара.
Прежде всего, стоит рассмотреть диалог Ромео и Меркуцио на одной из улиц Вероны:
Ромео
С намерением добрым мы идем
На маскарад, - но нет в том вовсе смысла.
Меркуцио
А почему? позволено спросить?
Ромео
В ночь прошлую мне снился сон.
Меркуцио
Мне - тоже.
Ромео
Что ж видел ты во сне?
Меркуцио
Что очень часто
Сновидцы лгут.
Ромео
Но истины им снятся (I,4).
Словами «в ночь прошлую мне снился сон» Ромео объясняет своё нежелание пойти на маскарад. Очень важно понимать, что Ромео не испытывает безумный страх, и не является жертвой каких-то иррациональных чувств. Наоборот, его нежелание вполне разумное, продуманное, и причиной этого нежелания является как раз то, что он увидел во сне. Ромео воспринимает видимое им во сне (а мы не знаем, что же он видел) как предзнаменование некоторой опасности; Что он видел? Кого он видел? Где он был во сне? Всё это нам неизвестно, но это настолько его поразило, что герой сомневается в собственных поступках.
«Истины им снятся», говорит Ромео о спящих, и значит, он считает, что ему снилась некая истина. Однако Меркуцио не даёт Ромео высказать свои тревоги. Здесь Меркуцио играет роль скептика, который не понимает, как человек может придавать столько значения собственным снам. Для него «сновидцы лгут», и объясняет он это в своём монологе, где, как мы уже сказали, излагается некая теория сновидений. В начале монолога Меркуцио говорит о Царице Мэб, фее, персонаже, взятом, вероятнее всего, из кельтского фольклора [Boyce:386], кто, согласно Меркуцио, является источником человеческих сновидений. Сначала он описывает, какова она:
О, вижу я, что у тебя была
Царица Мэб, волшебниц повитуха.
Она совсем малютка: вся она
Не более агатового камня
У старшины на пальце; разъезжает
На атомах, запряженных гуськом,
В своем возке воздушном, по носам
Людей, что спят. В его колесах спицы
Устроены из пауковых ног,
Из крылышек кузнечиков - покрышка,
Из паутинок тоненьких - постромки,
Из лунного сиянья - хомуты,
Хлыст - из сверчковой косточки для ручки
И пленочки тончайшей для бича. (I,4).
О происхождении образа царицы или королевы Мэб известно достаточно мало. Имя Мэб ассоциируется с кельтско-ирландским фольклором, одним из персонажей которого является воинственная королева - богиня Коннахта Медб. Другие учёные предполагают, что имя Мэб относится к таким словам среднеанглийского языка как «Mabel» и «Mabily», из латинского «amabilis» (привлекательный) [Weekley:87]. Boyce предлагает, что имя Мэб происходит из уэльского языка, где слова «mab» обозначает «маленький ребёнок, дитя». Он объясняет уэльское происхождение королевы Мэб, тем, что Шекспир интересовался культурой и языком Уэллса, особенно во время написания трагедии Ромео и Джульетта [Boyce:386].
Однако Шекспир придумал образ Царицы Мэб как носителя снов и назвал её акушеркой или повитухой, которая помогала спящим «рождать» их мечты во сне.
Дальше Меркуцио объясняет, как действует Царица Мэб. Если вспомнить классификацию снов, о которой шла речь ранее, то, с одной стороны, Меркуцио намекает на демоническое начало сновидений, когда говорит о том, что фея Мэб по ночам «в мозгу влюбленных мчится» и заставляет их видеть сны. С другой стороны, Меркуцио рассказывает, что влюблённым снится любовь, судьям снятся взятки, и дам целуют во сне и т.д., что позволяет говорить о том, что для Меркуцио сновидения являются условными, так как тематика и персонажи снов соотносятся с тем, во что человек был погружён наяву.
В таком-то вот параде, по ночам,
Царица Мэб в мозгу влюбленных мчится, -
Любовные тогда им снятся сны;
Иль скачет по коленям царедворцев -
И грезятся им низкие поклоны;
Иль у судьи по пальцам - и ему
Приснятся взятки; иль по губкам дам -
И грезятся тогда им поцелуи;
(Но эти губки часто злая Мэб
Прыщами покрывает за пристрастье
Их к лакомствам); иль по носу вельможи
Проедет - и во сне он чует запах
Благоволенья нового к нему;
А иногда заденет нос попа,
Щетинкой от хвоста свиньи - и тотчас
Другой приход пригрезится ему; (I,4).
Образ Царицы Мэб служит Меркуцио лишь для того, чтобы говорить о снах, но это отнюдь не значит, что он верит в её существование; другими словами, он только иронически говорит о Царице Мэб, и считает сны продуктом воображения человека в зависимости от обстоятельств его жизни.
Дальше Меркуцио даёт ещё один пример, а именно рассуждает о том, как солдат видит во сне «битвы, приступы, засады» и другие военные образы. Солдат просыпается «в испуге, и, молитву прочитав, опять заснет»:
Порой она проедется по шее
У спящего солдата - и во сне
Он видит битвы, приступы, засады,
Испанские клинки, пиры и кубки
В пять футов глубиной; затем опять
Почудится ему гром барабанов, -
Он вздрогнет и с проклятием проснется
В испуге, и, молитву прочитав,
Опять заснет. (I,4).
Эти строки очень интересны и заслуживают отдельного комментария. Дело в том, что в эпоху Шекспира спать было одновременно временем отдыха и покоя, но и также сон являлся временем возможных духовных и физических угроз, так как человек был беззащитным и непредохранённым. В таком состоянии человек видел не просто сновидения, но и кошмары, которые, согласно мнению многих, были вызваны злым духом, сидящим на груди спящего, под названием инкуб. Страх перед сном и перед ночным временем спровоцировало появление способов самозащиты от кошмаров. Один из этих способов, согласно Carroll Camden Jr. — произнести отворот (magic charm) перед сном, например:
Matthew, Mark, Luke and John
Bless the bed I lie upon.
Именно читая молитву, солдат успокаивается и может заснуть. Здесь видна прямая параллель между солдатом из монолога Меркуцио и слугами в пьесе «Макбет», о которых Шекспир пишет:
Один захохотал во сне; другой
Вскричал: "Убийство!" — и проснулись. Я
Стоял и слушал. Помолившись, вновь
Они уснули. (II,2)
Заканчивается монолог Меркуцио словами о других шалостях Царицы Мэб. Дальше Ромео просит Меркуцию молчать, ведь он говорит вздор, а Меркуцио ему отвечает:
Да, верно: я о грезах говорю,
Исчадиях незанятого мозга,
Из ничего зачавшихся в пустой
Фантазии. (I,4)
Здесь Меркуцио окончательно осуждает сны, которые для него являются лишь продуктом тщетного, бесполезного воображения. Тем не менее, Ромео не может полностью избавиться от того страха, вызванного сновидением:
Боюсь, что слишком рано, и предвижу,
Что злую шутку нам готовят звезды,
И станет эта ночь дорогой в ад,
И слишком ярко факелы горят,
И вследствие ошибки роковой
До срока я прерву мой путь земной.
Но тот, кто наших судеб капитан,
Уже привел меня во вражий стан.
Вперед, ребята! (I,4)
Это высказывание даёт основание предполагать, что Ромео все-таки почувствовал значимость своего сна, но так и не решился принять меры. Вполне очевидно, что для современного Шекспиру зрителя этот диалог уже становится предвестником неизбежной трагедии. К тому же упоминание о влиянии звёзд на человека («злую шутку нам готовят звезды») представляет собой прямую отсылку к образу юношей, рожденных "под несчастливой звездой” (A pair of star-cross'd lovers), который встречается в прологе. Интересное то, что в принципе прав оказался Ромео, а не Меркуцио, так как поход на маскарад принёс всем беду, принёс смерть самих Меркуцио и Ромео. Это отнюдь не значит, что Шекспир считает сны пророческими или весьма значительными. По нашему мнению, автор хочет подчеркнуть проблему собственного выбора. Дело в том, что сон выходит за рамки воображения в том случае, когда человек в жизни под влиянием увиденного во сне принимает (или не принимает) то или иное решение. Ромео как раз принимает неправильное решение.
Помимо разговора о снах между Ромео и Меркуцио, в пьесе есть ещё пара эпизодов, связанных со сновидениями. В пятом акте пьесы Ромео делится со зрителями своим сном:
Когда могу я верить лести сна,
То грезы мне предсказывают радость.
Весельем полна моя душа,
Какой-то дух, на крыльях светлых дум,
Весь этот день меня высоко носит.
Приснилась мне Джульетта; здесь она
Нашла меня умершим... (странный сон,
Где мертвецу приписано сознанье!)
Она в меня лобзанием вдохнула
Такую жизнь, что я воскрес и стал
Властителем венчанным. О, как сладко
Любовию самою обладать,
Когда лишь тень любви, мечта о ней
Вливает нам такую радость в душу! (V,1)
Мы понимаем, что онейротоп Ромео представляется символически значимым, однако герой, ослепленный любовью, решает не придавать ему никакого значения. В своем монологе Ромео упоминает некоторого духа, который уносит его к радостным мечтам. Нам это высказывание дает повод предположить, что сновидение героя может иметь демоническое начало и служит предупреждением о дальнейших событиях, которые он даже не пытается изменить. В некотором смысле, сон Ромео становится «зеркалом реальности», так как предсказывает то, что произойдёт в скором времени. Здесь нельзя говорить о том, что сон помогает зрителю предполагать то, что случится дальше, так как сразу после этих слов Бальтазар приходит с вестью о смерти Джульетты. В данном случае сон служит для раскрытия характера Ромео. То, как он толкует свой сон, воспринималось шекспировскими зрителями как легкомысленность и бездумность.
Анализируя данное сновидение, Holmer, опираясь на распространенное в елизаветинское время суеверие, высказывает точку зрения о том, что видимое во сне в реальности принимает противоположное значение [Holmer:206]. Это значит, что современная Шекспиру публика осознавала ошибочность толкования (или недотолкования) этого сновидения. Ромео становится, таким образом, прекрасным примером для того, чтобы показать, насколько человек свободен придавать (или не придавать) значение своим снам. Сон – лишь продукт воображения, которое под воздействием внутренних или внешних сил «играет» с человеком. А сам человек, проснувшись, может принимать, отрицать или по-своему интерпретировать увиденное.
Таким образом, можно говорит о том, что реальный мир находится под влиянием сверхъестественного мира, символы которого отражаются в реальном мире, в зависимости от отношения персонажей к ним.
В конце пьесе мы встречаем один онейротоп, представляющий собой труднообъяснимый с точки зрения сюжета. После сражения Ромео и Париса и смерти Париса от руки Ромео, последний принимает яд и умирает. Затем на сцене появляется Лоренцо, который встречается с Бальтазаром; между ними происходит следующий разговор:
Лoренцо
Так оставайся здесь,
А я пойду один; мне стало страшно:
Не вышло бы какой-нибудь беды!
Бальтазар
Когда я спал под этим тисом здесь,
Приснилось мне, что господин мой с кем-то
Сражался и противника убил. (V,3)
Как мы видим, сновидение Бальтазара не добавляет ничего нового в пьесе, не несет особой функции в развитии сюжета и не предоставляет особой информации о самом спящем. Кажется, слова Бальтазара — лишь реакция на высказывание «Не вышло бы какой-нибудь беды!» Лоренцо, чтобы подчеркнуть атмосферу «предсказывания смерти», которая доминирует в пьесе. С другой стороны, можно предпологать, что Бальтазар врёт, чтобы снять с себя всякую ответственность за то, что он не остановил сражение между Ромео и Парисом. Возможно, что сновидение Бальтазара — это способ напоминания зрителям о происходящем, но учитывая, что это всё случилось пару минут назад, то такая версия маловероятна. В любом случае, сновидение помогает подчеркнуть неизбежность трагического исхода.
Онейротопика в трагедии Юлий Цезарь
Трагедия Шекспира «Юлий Цезарь» основана на общеизвестном сюжете античности, который описан во многих произведениях, начиная с римских времён до эпохи Ренессанса. Именно поэтому невозможно полностью определить источники, с помощью которых Шекспир написал свою трагедию. Если говорить о наиболее значимых предтекстах, то это, конечно, "Жизнь и дела знаменитых людей древности" Плутарха.
О сновидении Кальпурнии рассказывается в разных источниках античности, но оно по-разному истолковано. Как отмечает Теперик, Плутарх пишет, что Кальпурнии приснилось, «что она держит в объятиях убитого мужа» [Плутарх: 488], и также Светоний говорит, что «Кальпурнии снилось, что в доме их рушится крыша, и что мужа закалывают у неё в объятиях» [Светоний: 31]. Греческий историк Аппиан пишет, что "Кальпурния, видя во сне, что он сильно истекает кровью, отговаривала его идти в сенат" [Аппиан: 139].
У Шекспира сновидение Кальпурнии совсем иное, и лишь частично совпадает с источниками, и в большей степени сновидение, описанное Шекспиром, является авторским творением, созданным с определённой целью.
В трагедии описывается сновидение Кальпурнии, которой приснился символический сон, предсказывающий смерть её мужа — Цезаря. Описание сна занимает несколько строк, произнесенных самым Цезарем:
Ей снилось, будто статуя моя
Струила, как фонтан, из ста отверстий
Кровь чистую и много знатных римлян
В нее со смехом погружали руки. (II, 2).
Однако онейротоп длится почти целую сцену, а именно почти всю вторую сцену второго акта. Сцена начинается ремаркой автора, с помощью которой создаётся мрачная атмосфера в доме Цезаря: "Гром и молния. Входит Цезарь в ночной одежде". Цезарь один появляется на сцене и говорит "И небо и земля разверзлись ночью; Во сне Кальпурния кричала трижды: «На помощь. Цезаря хотят убить!»".
Надо отметить, что атмосфера, созданная в сцене, вместе со словами Цезаря производила на елизаветинских зрителей совсем другое впечатление, чем на современников. И гроза, и сон, и слова Цезаря вызывали наисильнейшее впечатление у зрителей шекспировской эпохи, которые сразу понимали, что бедствие Цезаря – неизбежное. Тот факт, что во сне жена Цезаря кричит о его смерти, интерпретируется шекспировским зрителем единственным образом: Цезарь находится под угрозой, и его дальнейшие действия определяют его судьбу.
Рассказ продолжается, и Кальпурния начинает уговаривать Цезаря не выходить из дома. Здесь Цезарь показан Шекспиром упрямым, твердолобым, несмотря на то, что он в глубине души знает, что его жена права. Когда Кальпурния говорит Цезарю "я не суеверна, но я теперь боюсь", автор усиливает идею, что бедствие Цезаря близко и неизбежно, ибо даже неверующий человек понимает очевидное предсказание. Как в источниках, не только сон, но и другие символы предсказывают смерть Цезаря:
На улице вдруг львица окотилась;
Могилы выплюнули мертвецов;
По правилам военного искусства
Меж туч сражались огненные рати,
И кровь бойцов кропила Капитолий,
Был ясно слышен грозный грохот битвы:
Стонали раненые, ржали кони...
По улицам метались привиденья,
Ужасным воем поражая слух. (II, 2).
Таким образом, в пьесе встречаются два мира: с одной стороны реальный мир, мир Цезаря, Кальпурнии, Брута, а с другой стороны -«сверхъестественный» мир, где сон, как один из символов неизбежной трагедии, стоит в одном ряду с другими символами, такими, как атмосферные явления, окотившая львица, мертвецы выплюнутые могилами, и т.д.
Когда Цезарь уже решил остаться дома ("чтоб ублажить тебя, останусь дома"), к нему приходит Деций Брут, которому Цезарь рассказывает сновидение своей жены:
Ей снилось, будто статуя моя
Струила, как фонтан, из ста отверстий
Кровь чистую и много знатных римлян
В нее со смехом погружали руки.
Сон кажется ей знаменьем зловещим,
И, на колени встав, она молила,
Чтобы остался я сегодня дома. (II, 2).
Интересно, что сновидец играет второстепенную роль в обсуждении своего сновидения. Правильно отмечает Теперик, когда говорит, что «о сновидении рассказывает именно тот, кто является его "объектом" (хотя это статуя, но это статуя Цезаря), и одно это уже драматизирует ситуацию».
И здесь происходит очень интересное событие. Послушав рассказ Цезаря, Деций утверждает, что сон Кальпурнии неправильно истолкован, и интерпретирует его по-своему. Шекспир показывает невозможность единого истолкования сновидений, так как в зависимости от потребностей, человек может интерпретировать сны любым образом. Итак, Деций говорит Цезарю:
Из статуи твоей струилась кровь,
И много римлян в ней омыло руки, –
И это значит, что весь Рим питаем
Твоею кровью и что знать теснится
За знаками отличья и наград.
Вот все, что сон Кальпурнии вещает. (II, 2).
Конечно, такое толкование удовлетворяет Цезаря, в результате чего он решает пойти в сенат, где найдёт свою смерть. Здесь Шекспир подчёркивает, как легко для Брута уговаривать Цезаря. Отметим, что шекспировский Цезарь, во-первых, не является центральным персонажем драмы и очень много черт этого персонажа — отрицательный, что и подчёркивается в том числе в сцене, связанной со сновидением Кальпурнии.
Кажется, что рассмотренный нами онейротоп закончится порицанием Кальпурнии Цезарем:
Нелепы страхи все твои, Кальпурния!
И стыдно мне, что я поддался им. (II, 2).
Однако можно предполагать, что онейротоп заканчивается не здесь, а только тогда, когда совершается убийство Цезаря. Дело в том, что сновидение и его толкование приобретают значимость лишь тогда, когда Цезаря убивают. Это, конечно, очень условное предположение, ведь мы наперед знаем, что убийство случится.
Важнейшая функция онейротопа в трагедии – определение характера персонажей. Сновидениями Шекспир определяет каждого персонажа, их манеры поведения, их характер. В онейротопе есть три персонажа, которые играют определённые роли: Кальпурния, которая является субъектом сновидения, Цезарь – его объектом, и Деций Брут - толкователем сновидений.
Цезарь, представляет собой у Шекспира амбивалентного персонажа. Цезарь любит, верит, он человечен, но наделен слабостями; он самонадеян, недоверчив, упрям, тщеславен. "Опасность, увидев мое лицо, тотчас же исчезает" говорит Цезарь. Слабости Цезаря делают его убийство, с точки зрения Шекспира, более тяжким преступлением.
Цезарю противостоит Кальпурния. Она представлена хорошей, заботливой женой, и умной женщиной. Лишь она, хоть и не суеверна, понимает необычность ситуации и пытается уговорить Цезаря. Очень уместно она говорит, что "в день смерти нищих не горят кометы, лишь смерть царей огнем вещает небо". Она правильно понимает значение предсказанных знамений, и знает, что они предсказывают смерть её мужа.
Третий персонаж - Деций Брут, один из заговорщиков против Цезаря. Он знает, что Цезарь должен присутствовать в сенате, иначе заговор не может быть осуществлён. Поэтому, услышав сновидение Кальпурнии, он толкует его по-своему и убеждает Цезаря в том, что он не должен ждать, "пока хороших снов супруга Цезаря не увидит". Деций Брут представляет собой хитрого, лукавого персонажа.
Шекспир с помощью сна заставляет зрителя или читателя думать, что в какой-то степени сам Цезарь виноват в своей смерти; Из-за своего тщеславия Цезарь не принимает разумные слова Кальпурнии, и предпочитает слушать Брута, который услаждает слух Цезаря.
Другими функциями онейротопа, взаимосвязанными друг с другом, являются создание определённой атмосферы в пьесе и пробуждение в зрителе определённых чувств, ощущений. Не зря Шекспир не только включил в онейротоп элементы из разных источников, но также придумал и свои символы, образы, в результате чего усиливается образ будущей смерти Цезаря, её мотивы и следствия.
Как отмечает Теперик, все элементы во сне были выбраны с целью метафорично предрекать грядущие события трагедии: "и кровь, и руки в крови, и улыбки при виде крови, и погружение рук в кровь, уже не символическое, а реальное, всё это возникнет не раз по ходу трагедии, подтверждая истинность сна Кальпурнии" [Теперик 2007:3].
Таким образом, Шекспир расширяет значение сновидения, которое в античных источниках является лишь предсказанием смерти Цезаря, но у Шекспира выполняет не просто функции предсказывания, но также помогает определить свойства персонажей, их характер, отношение автора и героя. Также, сон Кальпурни позволяет автору показать невозможность единого толкования снов. Кроме того, образы шекспировского сновидения превращаются в метасимволы, которые постоянно появляются в пьесе, тем самим усиливая значение сна и ощущение неизбежной трагедии.
Онейротопика в трагедии «Макбет»Среди всех фантастических образов, которые создают мрачную, сумасшедшую, чуть ли не галлюцинаторную атмосферу в пьесе, особое место занимают сновидения. В «Макбете» происходит переворот естественных человеческих обстоятельств: персонажи наяву видят ведьм, летающие кинжалы, призраки, и не могут погрузиться в сон; а спящие люди во сне встают, ходят, говорят, моют руки и т.д.
Сновидений в пьесе немало: сны видят Банко, Макбет, слуги Дункана, и, конечно же, Леди Макбет. Однако подробно (и каким образом!) описано лишь сновидение Леди Макбет и связанный с ним сомнамбулизм.
Банко — первый персонаж, который испытывает расстройство сна в пьесе. В начале второго акта в разговоре с Флинсом он говорит:
Меня дремота давит, как свинец,
Но неохота спать. Благие силы,
Отвадьте от меня дурные мысли,
Которые приходят к нам во сне! (II,2)
Какие именно дурные мысли, нам не сказано, но Банко говорит Макбету, что ему «сестры вещие приснились» и «они не лгали» Макбету. Затем Банко говорит, что он «рад принять совет» Макбета о том, как поступить дальше, но только если ему удастся не потерять свою честь и сохранить «cвободной грудь и верность безупречной». Перед обоими персонажами стоит проблема выбора дальнейших действий.
Параллель между Банко и Макбетом, которые в принципе испытывают те же самые видения, помогает Шекспиру показать как два человека, которые были соблазнены одинаково, могут действовать по-разному. Следовательно, подчёркивается одна из главных идей пьес: человек сам себя приговаривает или сам себя спасает; зло и добро находятся в самом человеке.
Затем по пересказу Макбета мы узнаем о том, что слуги Дункана тоже не очень спокойно провели ночь:
Там один расхохотался
Во сне, другой вскричал: "Убийцы!" Оба
Они проснулись. Я стоял и слушал.
Они прочли молитву и опять
Забылись сном.
Один вскричал: "Помилуй Бог!", другой
Вскричал: "Аминь", как будто видел эти
Палаческие руки. Я не мог
Сказать: "Аминь", когда они сказали:
"Помилуй Бог!" (II,2)
Здесь онейротоп служит для того, чтобы подчеркнуть моральное падение Макбета, который видит, как слуги боятся и молятся о божественной помощи, но всё равно их убивает. Его состояние доводит его до галлюцинаций:
Я словно слышал крик: "Не спите больше!
Макбет зарезал сон!" - невинный сон,
Сон, распускающий клубок заботы,
Купель трудов, смерть каждодневной жизни,
Бальзам увечных душ, на пире жизни
Сытнейшее из блюд...
Крик оглашал весь дом: "Не спите! Гламис
Зарезал сон, и впредь отныне Кавдор
Не будет спать, Макбет не будет спать!" (II,2)
В этих строках сон окружен калейдоскопическими метафорами, которые сменяют друг друга, из-за чего высказывание приобретает насыщенный ассоциативный оттенок. Сон здесь является символом невинности, так как спящий человек — человек, живущий в покое; образ сна как символ невинности противостоит образу бессонницы и сомнамбулизма – символам виновности и преступления. Здесь также использована, распространённая в елизаветинскую эпоху метафора сна как смерти. Такое отождествление возможно потому, что во время сна тело отдыхает, пока душа остаётся проснувшейся, также как и после смерти тело покоится с миром, а душа продолжает существовать. Подобные идеи встречаются у Овидия, Цицерона и других античных авторов.
Здесь впервые появляется мотив бессонницы, который вместе с другими расстройствами сна ассоциируется в произведениях Шекспира с грехопадением.
Позже в пьесе Макбет говорит о жутких снах, которые не дают ему покоя:
Пусть оба света сгинут, - мы не станем
За стол садиться с трепетом и спать
Средь жутких снов, гнетущих нас в ночи;
Отрадней с мертвым быть, который нами,
Чтоб мы вкусили мир, отослан к миру,
Чем быть простертым на душевной плахе
В безвыходной тоске. (III,2)
Шекспир подчёркивает нарушение естественного состояния человека. Духовное падение Макбета отражается в том, что ему снится. В этой маленькой речи помимо жутких снов, появляются разные «апокалиптические» мотивы.
Ключевой момент в пьесе – это сцена сомнамбулизма Леди Макбет. Если в трагедии «Юлий Цезарь» онейротоп является неким началом, или в каком-то смысле "детонатором" (или одним из детонаторов) дальнейших событий, то в трагедии «Макбет» онейротоп является результатом действия, итогом происходящего. Такую же функцию, согласно Aerol Arnold сон играет в произведении «Ричард III», где показанное в сновидении помогает автору подвести итог происходящего в пьесе.
В «Макбете» Шекспир уделяет особое внимание не только сновидению, но и состоянию человека во время сна. Шекспир берёт на себя роль врача, и гениально описывает сомнамбулизм Леди Макбет, то, как она говорит и ведёт себя во сне. При этом, надо сказать, что сомнамбулизм начали серьезно изучать лишь в начале XIX века, и только сейчас нам известен факт о том, что сомнамбулизм – не повтор действия, увиденного во сне, а просто «бессознательное совершение различных действий» во время сна.
Итак, онейротоп трагедии длится одну сцену, в которой участвуют три персонажа: врач, некая дама и Леди Макбет. Онейротоп характеризуется нелогичностью и несвязностью во времени и в пространстве. Этим приёмом Шекспир создаёт атмосферу мира сна, в котором такие понятия как время и пространство не подчиняются обычным законам. Кроме того то, как построен онейротоп, подчёркивает безумие Леди Макбет. Практически каждая фраза в онейротопе — отсылка к конкретному эпизоду в пьесе, связанному со смертью других, с заговорами, с мужем и т.д.
Сначала из разговора врача с дамой мы узнаем, что Леди Макбет несколько раз «вставала с постели, надевала халат, отмыкала шкатулку, вынимала из нее бумагу, складывала её и писала на ней, потом перечитывала, — и после этого возвращалась в постель. Однако всё это в глубочайшем сне» (V,1).
Врач на это отвечает: «Полнейшее расстройство организма — одновременно вкушать сон и действовать будто наяву! В этом сонном возбуждении, кроме хождения и прочих телодвижений, были ли случаи, чтоб она что-нибудь говорила?» (V,1).
Тогда появляется на сцене Леди Макбет, которая носит свечу и трёт свои руки, «будто она их моет». Этот образ очень фантасмагорический: действие происходит в замке, ночью, и Леди Макбет со свечой напоминает призрака, который «тяжко страдает» и не может перейти в другой мир.
«Всё же тут пятно» говорит Леди Макбет, «Прочь, проклятое пятно, прочь, я сказала! Раз, два... настало время для дела». Итак, Леди Макбет во сне видит кровавое пятно, и хочет его оттереть, убрать, но, ей это никак не удаётся. Заострим внимание на музыкальности её речи; Шекспир вкладывает в уста Леди Макбет короткие слова, с помощью которых создаётся клаустрофобический, мрачный образ. В оригинале это очень заметно: "Out, damned spot! out, I say! — One: two: why, then, ’tis time to do’t. — Hell is murky!" (V,1).
"Черно в аду", говорит Леди Макбет, значит, что во сне она видит себя в аду, где мучится, страдает. Все вокруг неё – тёмное. Это, кроме того, единственное высказывание Леди Макбет в онейротопе, которое не соотносится ни с одним из эпизодов пьесе. Скорее всего, оно относится к тому, что произойдёт после её смерти.
Потом она обращается к мужу: «Солдат — и трусит! Чего нам бояться? Даже если узнают, то при нашей власти никто не посмеет призвать нас к ответу». Она наивно думает, что они защищены политической властью Макбета и темными силами, то есть ведьмами, которые предсказали Макбету достижение престола.
Затем Леди Макбет говорит: «но всё же, кто мог бы подумать, что в старике столько крови?» (V,1). Старик – очевидно Дункан. Однако кровь здесь символизирует угрызения совести Леди Макбет, которые не исчезают, которые долго с ней остаются.
Дальше она говорит: «У Файфского тана была жена. Где она теперь? Как? Неужели эти руки никогда не станут больше чистыми?» (V,1). Бессвязность речи Леди Макбет помогает Шекспиру показать внутреннее безумие Леди Макбет. Сначала она говорит о жене Макдуфа, которую убил Макбет. Опять она видит свои грязные руки, которые никак не станут чистыми. Затем снова обращается к мужу и говорит: «Довольно, довольно об этом, милорд, вы всё испортите своими страхами» (V,1). Это напоминает возбуждение Макбета, когда тот встретил призрака Банко. Здесь Леди Макбет ругает мужа, ибо его страх портит славу, которой они недавно достигли.
С помощью её сомнамбулизма, сновидения и безумия Шекспир показывает истинную Леди Макбет. Она больше не та мужественная, храбрая женщина, которая управляет мужем; она потеряла свою власть. Здесь важно не то, что она признаёт убийство; это зритель и так уже знает. Здесь важно, что зритель видит истинный характер главного женского персонажа пьесы. Никто не может избежать мучений и страданий, даже самый храбрый человек. Это Шекспир показывает через контраст между страданием Макбета (сознательным) и Леди Макбет (бессознательным, во сне).
Дальше Леди Макбет говорит: "И всё же здесь запах крови. Все аравийские ароматы не могут надушить эту маленькую ручку" (V,1). Её вина не исчезает.
Реакция дамы на слова Леди Макбет очень интересная. Она говорит так: «такое сердце я не согласилась бы носить в груди даже за всё её королевское величие» (V,1). Можно предполагать, что эта та мораль, которой хочет учить автор читателей. Интересно, что это говорит не простая женщина, не служанка, а придворная дама, то есть человек, живущий в такой среде, где власть — высшая цель, и где люди в принципе готовы на всё ради власти. Такие обстоятельства делают слова дамы намного значительнее и нравоучительнее.
После этого голос автора снова слышен, когда врач говорит: «эта болезнь выходит за пределы моего искусства; однако я знал людей, которые бродили во сне и всё же мирно умерли в постели» (V,1). Видимо Шекспир не хочет говорить, что сомнамбулизм — символ или знак зла. Он хочет подчеркнуть, что сомнамбулизм сам по себе не обязательно является чем-то плохим, а в этом случае он представляет собой лишь результат плохих поступков самой Леди Макбет.
Затем в последний раз Леди Макбет обращается к мужу и говорит ему: «вымойте руки и наденьте халат. Почему вы так бледны? Я вам повторяю, что Банко похоронен и не может выйти из могилы». Вероятно, она видит во сне мужа таким же грязным, как она сама, таким же виноватым, как она. Здесь опять смешиваются разные события: убийство Дункана (наденьте халат), появление призрака Банко (Почему вы так бледны?) и смерть Банко.
Дальше, перед уходом со сцены (и из жизни) последние слова Леди Макбет звучат так: «В постель, в постель! Кто стучит в ворота? Пойдем, пойдем, пойдем! Дайте мне вашу руку. Что сделано, то сделано. В постель, в постель, в постель!». Эти слова напоминают произнесённые во второй сцене второго акта: «Стучат, я слышу, В ворота южные. Пойдем же в спальню».
После ухода Леди Макбет врач говорит:
Злой шепот бродит. Темные дела
Рождают темный бред; больные души
Глухим подушкам доверяют тайны.
Ей нужен бы священник, а не врач.
Прости нас. Боже! Вы за ней смотрите;
Припрячьте все, что может ей быть вредным,
И будьте зорки. Ну, покойной ночи.
Мой ум подавлен, и не верят очи.
Мудрей молчать. (V,1)
Мысль, которую даёт здесь врач, повторяется и в других произведениях Шекспира: "больные души глухим подушкам доверяют тайны ", то есть больные, плохие люди, или не обязательно плохие, но те которые скрывают какие-то чувства, открывают свою душу во сне, где они беззащитны. Таким образом, Леди Макбет, сильная и властная женщина, во сне не в силах избавиться от мыслей о совершенном убийстве, и её воображение не даёт ей покоя — именно память, а не тревога становится причиной её бессонницы.
В итоге можно сказать, что в сновидении мир Леди Макбет перевёрнут: та женщина, которая была в силах заставить мужа убивать, рушится под воздействием собственной вины. Также в сцене сонамбулизма Леди Макбет создаётся контраст между манерами речи бывшей Леди Макбет, которая готова разрушить всех и все, и новой Леди Макбет, которая всего боится. Весь онейротоп наполнен боязнью, желанием Леди Макбет избавиться от чувства вины, страхом ада, грехопадения; и хотя выражения раскаяния и сожаления присутствует, он не ощутимое, практически не видимое.
Как мы уже сказали, онейротоп Леди Макбет является результатом действия, итогом происходящего в пьесе, что и видно из образов, использованных в онейротопе — темнота, кровь, вода, руки, записки, халат, дверь, — которые появляются в течение всей пьесы. Кроме того своими словами Леди Макбет воспроизводит заново всё происходящее, все ужасы и страхи, которые зрители только что видели. В одной сцене Шекспиру удалось ярче показать сущность пьесы, все её краски и оттенки. Именно в онейротопе Леди Макбет Шекспир выразил всю свою гениальность, расширяя возможности сновидения как художественного приёма.
Сегура Гусман Оскар Роберто
